Почему то все самые знаменитые живописатели Москвы – самая что ни на есть конченая лимита. Владимир Гиляровский, знаменитый дядя Гиляй, родился в Вологодской губернии, немало поколесил по стране и в столицу прибыл на заработки. Наш герой тоже не москвич в третьем поколении. Он родился в Твери, но в начале века он был знаменит никак не меньше «певца Хитровки». Тем удивительнее появление этой книжной новинки.

В конце прошлого года Издательство имени Сабашниковых выпустило книгу Ивана Забелина «История города Москвы. Неизданные труды». Получить новинку от автора почти к столетию его смерти – нечастый подарок. Особенно если учесть, что Забелин был поистине народным автором, известным каждому читающему россиянину и тогда, и даже сейчас. Его «Домашний быт русского народа в 16 и 17 столетии» и сегодня переиздают чуть ли не ежегодно. Археолог, историк русского искусства, источниковед, археограф, он прописался в истории России хотя бы созданием Исторического музея.

Но все-таки самой главной темой для Забелина оставалась Москва. Иван Егорович был одним из самых известных москвоведов России. Не случайно именно он в конце 1880 года, выражаясь современным языком, получил грант от Московской городской думы на написание подробной истории города Москвы, по которому все затраты по выявлению новых архивных материалов, их описание и публикация производились за счет городской казны.

Забелин отнесся к поручению с суровой въедливостью лимитчика, выбившегося из писцов архива Оружейной палаты Московского кремля в первую когорту российских историков.

Работу предполагалось вести по двум направлениям – топографическому и историческому. Описания памятных мест Москвы и их истории должны были складываться в общую ткань истории тогда еще бывшей столицы.

Первая часть «Истории города Москвы», посвященная Кремлю и его урочищам, вышла в 1902 году (длительные, однако, тогда гранты были) и спустя три года была переиздана. После чего о ней долго никто не вспоминал, и лишь с началом новых времен книга Забелина стала бестселлером – в 1990-х годах эта книга переиздавалась трижды. Считалось, что выходу следующих томов помешала смерть исследователя. Однако, как выяснилось, еще в 1915 году дочь Забелина передала в Исторический музей материалы, относящиеся ко второй части «Истории города Москвы», присовокупив просьбу отца об издании. Сотрудники ГИМа несколько раз пытались издать эти труды, но мешали сначала идеологическая, а потом «коммерческая» цензура.

Наконец, предназначенное современникам теперь могут прочесть их правнуки.

В полном соответствии с планом Забелина в книге большие работы: «топографическая» – «Посад», соответственно, посвященная истории местности, окружающей Кремль – Зарядью, Солянке, Лубянке, Остоженке и т. п., и «историческая», которая называется «Наста быти княжение московское». Эта, как можно догадаться и без перевода, повествует о тех временах, когда, собственно, и настало время быть Московскому княжеству. Хронология — от восседания на ставшем после этого самостоятельным «московском столе» четвертого сына Александра Невского князя Даниила Александровича, и обрывается текст на смерти Дмитрия Донского в 1380 году. Кроме того, в книгу входят примыкающие к ней по смыслу статьи «Дом Московского публичного и Румянцевского музеев (бывший Пашкова)» и «Опричный дворец царя Ивана Васильевича», не публиковавшиеся со времен царя-батюшки.

Об интересности и важности книги, думается, долго распинаться не стоит – само имя Забелина тому порукой.

Особенно должны быть довольны москвичи. Не только из-за предмета исследования, но и потому, что Забелин был едва ли не самым большим «московским шовинистом» из всех русских историков.

Москвичи у него правы всегда и всем, и вообще все, что исходит из Москвы, суть благо по определению. Иногда, правда, «московский патриотизм» Забелина даже слегка зашкаливает. В «Наста быти княжение московское», он, к примеру, умудряется оправдывать даже самого одиозного московского князя Юрия Даниловича, который своей жестокостью достал даже татар: зарезавши в Орде тверского князя Михаила, он бросил его голым возле шатра, и татары пеняли ему, дескать, почему единоплеменник у тебя так лежит, разве он тебе не дядя?

Впрочем, излишний, может быть, полемический задор и убежденность в изначальной благотворности Москвы обусловлены тогдашней ситуацией: москвичи начала двадцатого века — почти полный аналог питерцев на его исходе: «Питер все под себя подмял, все лучшее в столицу высасывает, но ничего, зато у нас в Москве духовность». Ради такого панегирика жителям «нашей древней столицы» стоит даже притерпеться к тяжеловатому и архаичному слогу автора.