В день открытия ММКФ самым сильным зрелищем стало явление из дверей Дома кино двоих неприметных немолодых людей. Один из них, помоложе, подбородок имел упрямый, а взгляд мрачноватый. Звали его Квентин Тарантино, он как раз только что дал пресс-конференцию по поводу выхода второй части «Убить Билла», и эти двадцать шагов от дверей до машины делал, барахтаясь в толпе журналистов. Машин, кстати, было две, обе черные, но одна – длинный лимузин, полагающийся, видимо, по статусу бывшему Председателю Жюри Каннского кинофестиваля и вообще гению, а вторая – так себе машинка, маленькая и неприметная, но тоже не «жигули». Второй мужчина, благообразный ехидный старик с зонтиком, используемым как трость, шел в гордом одиночестве, сопровождаемый лишь квадратным охранником. Это был Дэвид Кэррадайн, то есть Билл, и убиваться из-за него журналисты не хотели: к тому времени не все еще посмотрели вторую часть фильма, и по руке, держащей зонт, Кэррадайна, видимо, не узнали.

У проезжей части мужчины, не глядя друг на друга, поменялись местами. Кэррадайн исчез в лимузине (несколько журналистов немедленно переметнулись к нему), а Тарантино сел в машинку поменьше.

Правда, по зрелому размышлению, лимузин можно было считать машиной сопровождения.

На открытии был и красный ковер, и строгий дресс-код, и банкет с мясной нарезкой. Радость журналистов по поводу того, что по строгости дресс-кода ММКФ приблизился к лучшим кинофестивалям мира, напоминает вопрос врача, потел ли больной перед смертью. Нет, на самом деле больному, хоть он давно потеет, до смерти еще далеко. Кино показывают, билеты почти на все фильмы можно купить, и даже есть, что посмотреть. Правда, на пресс-показах в Зале кинематографии пленка все время елозит туда-сюда, создавая неожиданный эффект, а на конкурсных показах в Доме кино русские субтитры ведут себя, как хотят – то опаздывают, то опережают события. От этого фильмы становятся гораздо интереснее.

Когда мать купает в ванне трехлетнего ребенка, субтитры гласят: «Не стреляйте… не стреляйте…» — а когда голые люди лежат в постели и пытаются заняться сексом, субтитры способны нагло попросить: «Разрешите пройти».

Голландец Алекс Ван Вармердам внешне похож на того серийного убийцу, которого можно встретить, если в голливудских фильмах заговаривать с незнакомцами. Голландия, как известно, есть плоская страна с легализованной возможностью изменить ландшафт сознания; Вармердам, чья ретроспектива проходит в «Иллюзионе», есть квинтэссенция всего нидерландского. Его «Новые сказки братьев Гримм» — история о великовозрастных (предположительно двадцатилетних, но кто их, этих голландцев, разберет) братике и сестричке, которых отец заводит в лес и там бросает. Далее в фильме: убитых и съеденных собак – одна штука, пистолет – одна штука, лук со стрелами – в боекомплекте, убитых людей – штук пять, не меньше, холодных и неприглядных стран – одна штука, теплых и неприятных стран – одна штука, запретных сексуальных влечений – хватает, сюжетов, взятых у братьев Гримм, — только если очень долго искать. Правда, если снимать историю путешествий сестрички-истерички и брата-дегенерата, то, что ни делай, все время братья Гримм получаются.

Черная комедия – это, собственно, и есть современная сказка, особенно если приглушить элемент комедии. Приятно, что даже на совершенно неважном для развития сюжета фургончике, который подвозит братика с сестричкой в большой город, можно прочитать надпись «Wolffe».

Фургончик уезжает – видимо, искать Красную Шапочку на ночь. На пресс-конференции режиссер отвечал односложными «нет, не был, не состоял» на все попытки журналистов сравнить его фильмы с ранним Озоном и кем-нибудь еще, и произнес прекрасную фразу по поводу самоцензуры: «Я никогда не покажу на экране, как перерезают горло. Но не из этических соображений, а из эстетических». Так что на его ретроспективу ходить обязательно: горла там не перережут, но ощущение промозглости, плоскости, переходящей в море, и слегка измененного состояния сознания вы легко получите.

Надо посмотреть и победителя Берлинского кинофестиваля, немецко-турецкий фильм Фатиха Акина «Головой о стену», с прекрасными актерами (Сибель Кекилли, исполнительница главной женской роли, вот-вот приедет в Москву) и удивительно живой смесью страсти, иронии и отчаяния.

История двоих неудавшихся самоубийц-иммигрантов – алкоголика и девушки, жаждущей свободы, их фиктивного брака и истинной любви — комментируется турецким фольклорным ансамблем.

Этакий античный хор, раскланивающийся в конце фильма: мы просто показали вам драму, в которой хеппи-эндом является само существование хора. Как у какого-нибудь Аристофана, у которого после ремарки «дом рушится», хор сообщает: «Уходите отсюда скорее! Наш хор поработал сегодня на славу». Дом у Акина рушится, хор работает на славу, а кровь льется, пожалуй, даже слишком охотно и слишком строго рифмуется с «любовью».

Конкурсный «Бунт свиней» оказался чем-то вроде «Забриски пойнт» по-эстонски. Оператор специально крутит камерой, пытаясь опровергнуть миф о медлительности эстонцев, саундтрек с диско и «Дюран-Дюраном» возвращает ностальгически-омерзительные воспоминания о лете 1986 года, молодежных слетах, Афганистане, фильме «Легко ли быть молодым», глотках свободы — в общем, обо всей той подростково-политической идейности середины восьмидесятых, которая одним движением чресел превращается в здоровую сексуальную революцию. Подросток, теряющий девственность, другой, который осенью пойдет в армию, девочка-давалка, поющий каэспэшные песни руководитель, мальчик-мажор, в конце фильма произносящий арт-роковый монолог о свободе – весь этот советский антураж сегодня выглядит комедией абсурда.

А про «Кофе и сигареты» Джармуша я скажу только одно: лучший фильм фестиваля. Если еще не видели, обязательно сходите, билеты в «Ударнике» продаются, желающих не то чтоб полный зал.