Цивилизация
Расул Мирзаев приговорен к двум годам ограничения свободы, но освобожден из-под стражи после 15 месяцев СИЗО. Суд признал самбиста, после удара которого скончался студент Иван Агафонов, виновным в причинении смерти по неосторожности. И освободил, поскольку каждый день в СИЗО приравнивается к двум дням ограничения свободы.
Дело о банальной драке, да даже и не драке, а одном трагическом ударе, оказалось сверхрезонансным. Говорят, что приговор, который вынесен Замоскворецким судом, может привести «ко второй Манежке». У здания суда задержаны готовившие протест активисты-националисты. Такое ощущение, что случилась чудовищная несправедливость, оплаченная миллиардами из загашников кавказских диаспор. На деле с точки зрения здравого смысла ничего подобного не произошло.
Спортсмен, из-за которого умер Агафонов, признан виновным; его поступок квалифицирован, причем без возражений и даже по инициативе прокуратуры, совершенно однозначно; наказание наглядно. Соответствует ли оно тяжести поступка — общество может судить, только опираясь на собственную оценку авторитетности суда.
И вот с этим есть очевидная проблема. К сожалению, никто не мог сомневаться, что это дело будет воспринято в достаточно широких кругах как знаковое, носящее, несмотря на все возражения функционеров от совета по правам человека при президенте, межнациональный, межэтнический или даже межобщинный характер. Разумеется, такое восприятие выгодно националистическим группировкам, потому что на подобных чувствах они и живут. Но эти чувства, к несчастью, существуют в действительности. И, соответственно,
решение Замоскворецкого суда не могло стать и не станет рядовым. Оно касается болезненного места в самосознании большого количества граждан этой страны.
Решения судов по самой своей природе призваны ставить точку в конфликтах. Здесь этого не произойдет. Причем, что особенно обидно, не произойдет этого не по той причине, что суд профанировал функцию отправления правосудия (а упреки в том, что судьи этим в России занимаются часто, обоснованы). Как раз наоборот, в данном случае дело, похоже, рассмотрено взвешенно, вопреки мощному давлению со всех сторон. И все же это решение не имеет шансов на то, чтобы опереться на солидарную ну или хотя бы солидную поддержку.
Очень характерно, что первый же разбор итогов дела Мирзаева деятелями оппозиции свелся к следующему: суд, а точнее, его «политическое начальство» выбирало, что ему страшнее — кавказский сепаратизм или «Манежка». Выждало, пока пройдет лето, и распорядилось считать «Манежку» менее угрожающей. Тут дело не в том, чтобы соглашаться или спорить с таким анализом. Дело в том, что в этих рассуждениях правосудие отсутствует вовсе.
За формальным отправлением этой функции, между прочим, являющейся одним из немногих оправданий государственного аппарата насилия, не видится ничего, кроме голого расчета и циничного манипулирования. Именно там и именно тогда, когда манипулированию и спекуляции на национальной напряженности государство должно было бы противопоставить свои крепкие институции и, как это ни смешно звучит, свою этику.
Здесь плохо применима аналогия с историей про мальчика, который кричал «волки» просто из шалости и которому в нужный момент не поверили. Потому что суды и правоохранительная система в России подорвали доверие к себе вовсе не из шалости, а по корыстным, расчетливым мотивам.
Дело Мирзаева, надо надеяться, все же не станет точкой, с которой придется начинать историю бунта, но оно очевидно выглядит серьезным предупреждением. Даже когда решение суда выглядит достаточно разумно, его легко подвергнут сомнению на основании негодной «кредитной истории». И чем деликатнее дело, тем горше могут быть последствия.
