Цивилизация
Наверное, в международных конфликтах рациональные соображения еще могут рассматриваться в качестве мотивов сторон — борьба за ресурсы, безопасность внешних границ, расширение территории, за все эти привычные, твердые вещи, которые можно посчитать и потрогать руками.
В гражданских же войнах главной — если не единственной — движущей силой являются эмоции, то, что нельзя объяснить и можно только почувствовать. Никакие доводы разума не принимаются в расчет — ни непосредственными участниками, ни теми, кто следит за происходящим через смотровые щели телевизоров и социальных сетей.
Более того, тот, кто пытается анализировать события критически, апеллирует к законам логики, отказываясь принимать эмоции собеседников в качестве аргументов, — тут же становится врагом, для которого нет ничего святого.
В войне не бывает третьей стороны — есть только мы и они. И это правильно.
Какой нормальный человек будет спокойно рассуждать при виде убитых детей, униженных стариков, военных, павших от рук своих же граждан, какие еще факты или доводы нужны, когда перед тобой — кровь и слезы? Ужас и ярость являются здесь абсолютно естественной и понятной реакцией. Найдется ли хоть один рациональный аргумент, который будет уместен в такой ситуации? Достаточная причина, чтобы не взяться за оружие?
Эмоции делают нас людьми. То есть живыми, естественными существами. С другой стороны, человек становится человеком, когда перестает походить на другие творения матери-природы. Человек способен отказывать себе в том, что поддерживает в нем саму жизнь, ради абстрактного, придуманного.
Культура — это противостояние Натуре. Мы не разрываем ближнего на части, потому что можем унять свой голод и свою злость. Эмоции делают нас живыми, но истинно человеческие качества мы проявляем лишь тогда, когда действуем вопреки своим страстям.
Мир эмоций — это первозданное царство силы и победителя. Слабые эмоции — грусть, смятение, страх, жалость, стыд — всегда проигрывают сильным — гневу, торжеству, эйфории, злости. Голоса нежности и сожаления тонут в громе триумфа и ярости. В джунглях слабые эмоции — как и любая слабость вообще — не прощаются.
Наши расправы над теми, кто поддался неверным эмоциям, — будь то университетский профессор, опубликовавший неприятную статью, френд в социальной сети или член семьи — не безжалостность, почти благо. Засомневался, замешкался, не присоединился к стае — ты все равно не жилец.
Но тот, кто остается безучастным к эмоциям большинства, оказывается еще большим предателем и негодяем, чем даже тот, кто не понимает очевидного.
Не понимаешь — ты попросту идиот. Но не радуешься и не ненавидишь вместе с нами — ты враг. Тот, кем мы не хотим стать, кем не должны стать наши дети.
Эмоции не оставляют выбора, не оставляют времени, чтобы разобраться. Эмоции вообще являют собой противоположность пониманию. Они не совместимы с анализом, сомнением, вопросами. Любой эмоциональный вопрос — всегда риторический.
Замещение сильными эмоциями критического мышления обеспечивает успех пропаганде. Использование агрессивной риторики, маркеров для отделения своих («ополченцы») от чужих («каратели») задает понятную систему координат и избавляет от сомнений. Таким образом, появление 12 июля в эфире Первого канала репортажа о казнях в Славянске можно рассматривать не только как пример вопиющей безнравственности, но и как неизбежный выплеск напряжения в ситуации эмоционального перегрева.
За месяц до этого, 12 июня, в программе Аркадия Мамонтова депутат Елена Мизулина призвала поддерживать российских добровольцев, отправляющихся воевать на Донбасс. Именно так работает эмоциональное заражение — абсолютно необходимый социальный механизм, помогающий всеобщей активизации, сплочению, координации коллективных усилий.
Однако повышаем температуру чуть больше, и вместо активизации получаем истерию, вместо консолидации — разъяренную толпу.
Гражданская война на Украине, гражданская война в российских и украинских СМИ и социальных сетях, в российских и украинских семьях — это война эмоций. Рационального расчета в ней нет никакого. Никаких выгод, ожидаемых материальных завоеваний или запланированных потерь.
Завоевание возможно только одно — право жить по-своему. Его не может быть меньше или больше, оно не делится на части. А потому никакой компромисс, никакая торговля, обмен, взаимные уступки невозможны. Мы не ведем переговоры с врагом, потому что нам просто не о чем с ним говорить. Все условности мирной жизни остались в прошлом. Или в будущем — когда мы победим. И мы, конечно, победим.
Но будут ли у тебя лично права на ту мирную жизнь, зависит от того, как — и за кого — ты будешь воевать сейчас.
В этой войне вообще нет чужих. Есть только свои, часть которых вдруг стала предателями. Этим гражданская война и страшна.
Нет более опасного врага, чем свой — тот, с кем ты жил все это время бок о бок, кто так хорошо тебя знает.
А ты, выходит, не знаешь его совсем, иначе — предвидел бы заранее, предотвратил и уж точно не считал бы братом, пусть даже младшим. И если он переметнулся сегодня, значит, он всегда был таким — всегда был склонен, всегда замышлял. Ты к нему как к брату, а он?
Нормальный человек, не параноик, не ждет предательства. Доверие — авансом, не обусловленное — это основа общества. Без него даже семья невозможна. Поэтому ненависть к предателям — к своим, которые стали врагами, — заложена в нас как механизм самосохранения. В войне на Украине нет чужих — есть только предатели.
Но что, если воевать не обязательно? Что, если ту самую войну, в которой мы сейчас все участвуем, мы создаем каждую минуту — просто читая и обсуждая вести с фронтов? Современные медиа стирают границу между словами и делами. И вот реальную локальную войну мы сами превращаем в войну тотальную — всех нас против всех них — с каждым новым выпуском новостей, с каждым новым постом в фейсбуке.
Однако подобные домыслы — тоже слабость. Возможно, не столь страшная, как предательство, но слабость. Ведь что значит «воевать не обязательно», когда война уже идет? Во всех домах, на всех экранах страны.
Дело не в том, что эмоции затмевают наш разум, позволяют нами манипулировать, мешают нам мыслить здраво — они избавляют нас от самой этой необходимости.
Праведный гнев, как и праведное ликование, сами по себе являются достаточными основаниями в претензиях на объективность. Сильные эмоции делают мир понятным и простым. О чем еще рассуждать, когда вот слезы матерей, а вот те, кто в них виноват.
В этой войне не будет победителей и не будет справедливости. Заплаченная цена уже слишком высока. Можем ли мы нести ответственность за войну, на которую не давали своего согласия?
Вопрос этот не имеет смысла: поскольку мы все равно в ней уже участвуем и последствия коснутся каждого.
Автор — преподаватель, исследователь массмедиа
