Когда говорят о террористах, я часто думаю о том, что террористы — это не какие-то люди на затертых полицейских фотороботах, а мои соотечественники, с которыми я каждый раз сажусь в метро и езжу в автобусе. Во время этих поездок я часто вижу, как многие из них равнодушно скользят глазами по оставленной кем-то сумке или пакету, пока вдруг чей-то голос не выведет всех из оцепенения: «Чья сумка?»

Признаюсь, что сам боюсь быть этим первым, хотя и мне приходилось обращать внимание должностных лиц и полиции на оставленные кем-то сумки. Да, в них и вправду могут быть дамский зонтик или книга. А если нет?

Полностью победить терроризм нельзя, но все эксперты и профессионалы борьбы с террором сходятся в том, что именно внимательность к потенциальному теракту может сорвать теракт настоящий. Говорить об этом должны везде, где есть возможность донести информацию до большой аудитории: в детском саду и в школе, перед началом концерта и службы в церкви. Это могут делать учителя, организаторы концертов, священники, те же самые дружинники.

В конце концов, террористы взрывают нас — обычных российских граждан-очкариков, работяг, бабушек в мохеровых беретиках, сторонников и Болотной, и Поклонной. Сегодня более 66% россиян, согласно недавнему опросу социологической службы Левада-центра, боятся повторения новых терактов.

Союзники терроризма — это равнодушие и невнимательность: сообщить о подозрительных предметах или о людях, которые грузят странные мешки в подвал дома, — это долг каждого гражданина вне зависимости от его политических пристрастий.

Намозоливший мне глаза в США «советский» плакат «Если вы увидите что-то подозрительное, сообщите об этом» действует. Можно отметить, что случившийся в апреле прошлого года теракт на «Бостонском марафоне» был первым терактом после 11 сентября 2001 года на территории США.

Без наличия в обществе «добрых стукачей», неравнодушных людей, которые помогают предотвратить террористические преступления, возникают «стукачи злые», те, кто под маской борьбы с терроризмом дает больше полномочий силовым структурам, которые, в свою очередь, используют свои полномочия для ограничения гражданских свобод.

Причем общество даже готово согласиться со значительной частью антитеррористических ограничений, когда они выглядят разумными: мы послушно проходим под рамками в кинотеатрах и магазинах и подвергаемся личному досмотру в аэропортах. Однако для того чтобы дать власти возможность «мочить в сортире» террористов, общество должно быть уверено, что этот самый сортир находится не в многоквартирном доме и от операции не пострадают невинные люди.

Отсутствие обратной связи между властью и обществом в деле борьбы с терроризмом — это самое главное нарушение общественного договора. И главный нарушитель его — власть, которая все время сообщает нам об уничтожении террористов, но называя малопонятные обывателю имена и всякого рода «джамааты», не хочет сообщать нам, кем являются террористы, с которыми она ведет борьбу. Результатом подобного замалчивания и являются различные конспирологические версии о вине властей во взрывах жилых домов в 1999 году.

Официальный представитель следственных органов призывает журналистов «не смаковать» действия террористов. Однако соблюдение мер предосторожности при освящении подобных действий еще не означает полного замалчивания, тем более когда речь идет о «лицах славянской национальности», рекрутированных в ряды северокавказских террористов. История о том, как организатором взрыва в волгоградском автобусе оказался этнический русский, сын вполне себе приличных родителей, может даже дать возможность другим родителям посмотреть на то, чем занимаются их собственные дети.

Не думаю, что, когда обыватель узнает больше о том, кто отправляет смертников взрывать дома и автобусы, убивает его друзей и соседей, он одобрит подобные методы и побежит свергать власть.

Скорее наоборот: он может потребовать от власти четкого выполнения ранее принятых мер по борьбе с террором. Одна из них — продажа билетов на междугородние автобусы по паспортам, которая часто не исполняется. В борьбе с террором, который убивает его самого, обыватель может стать союзником власти, что не означает солидарность с той же властью по другим вопросам.

Природа терроризма значительно изменилась с тех времен, когда тех, кто рвался захватывать и убивать заложников, направлял головорез Шамиль Басаев, а движимый желанием спасти людей Виктор Черномырдин вел с ним переговоры. Сегодня, когда все одиозные вожди террористов уже уничтожены, а изготовление новых смертников поставлено на поток, нужны принципиально другие методы для борьбы с терроризмом.

Очередные ужесточения законов, которые принимает Госдума, ничего не дадут. Большинство из них борются с терроризмом как со свершившимся фактом, а не направлены на его предотвращение. Заявляя публично — «никаких переговоров с террористами», власть действует правильно, с террористами можно вести исключительно тактические переговоры, чтобы выиграть время. Однако с нами, с гражданами России, власть диалога не ведет ни тактического, ни стратегического. Это рождает в нас равнодушие, а равнодушие к террору — посильнее, чем сам террор.