Фотограф Эрик Лаффорг объездил две трети земного шара. Но его сайт открывается портретом северокорейской женщины в военной форме. Ее лицо не предвещает ничего хорошего. С таким лицом со мной общаются паспортистки, коммунальщики, учителя. С таким лицом вчера в крупном молле у моей дочери отобрали пустую картонную коробочку 10 на 15 сантиметров. Она нужна была в качестве каркаса кровати для какой-то куклы Эквестрии с сиреневыми волосами и пятым размером бюста.

«Не положено!»
«Но мы нашли ее среди мусора. Она не нужна ни магазину, ни вам, ни покупателям. Она выброшена».
«Не положено».
«Но, послушайте…»
«Не положено».

Ребенок заплакал. Что я Арине могу объяснить про кем, что и на что положено? Не сомневаюсь, что в правилах молла содержится пункт, запрещающий вынос пустой тары. Но это, черт побери, маленькая никому не нужная коробочка. В детских руках. Я не хочу тут в пафос впадать: детские ручки, отняли у ребенка и так далее. Но уж очень сцена была киношная. Кассирша молча взяла картонку из рук Арины и швырнула в мусорку.

Не положено. Точка.

Вот эта страсть к буквальному следованию законам, распоряжениям, правилам — она еще хуже, чем их тупое саботирование.

Я подозревал, что возвращение Советского Союза не ограничится внешними факторами. Всеми этими «мы сами с усами», «враг у ворот», ГТО, ТАСС, вайфаем по паспорту, закрытием американского общепита, угрозами ввести карточную систему и перейти на плановую экономику, круговой порукой чиновников, запретом иметь особое мнение, увольнениями за крымские колоски, хабальством отдельных хабалок, сдачей и гибелью отдельных советских интеллигентов.

Нужна была внутренняя готовность к новому советскому средневековью. Готовность вскакивать с кровати и строиться за 45 секунд, пока горит спичка, питаться испортившимися макаревичами, проводить партсобрания в Facebook и линчевания в ЖЖ, слепо следовать тупым внутренним распоряжениям и при этом запросто игнорировать целые статьи Конституции.

Мы оказались готовы к совку. Ждем только, когда сержант чиркнет спичкой. И он чиркнет.

На выходе в город с пригородных поездов Ленинградского вокзала установлены четыре реверсных турникета. Реверсные — то есть работающие на вход и на выход. Я торопился куда-то, у турникетов образовалась гигантская очередь на выход. Работал один турникет. Подошел к дежурной, говорю: «Почему хотя бы во второй людей не пропустите? Два будут на выход — и два на вход. Вы не видите, что создаете очередь?»

Женщина как-то сразу превратилась в жабу, преградила мне путь: «Куда лезешь? Не видишь, все стоят?»

Я что-то еще возмущенно говорил, смотрел на нее строго, вспомнил фамилию начальника Ленинградского вокзала, сказал, что буду жаловаться и что устроили тут Северную Корею.

«Да мне плевать на тебя и на очередь! — завопила жаба. — Глаза разуй — видишь, что написано? Выход — слева. Не положено!»

Меня не жаба потрясла. Меня потрясла реакция людей в очереди. Вместо того чтобы поддержать меня и сказать полагающиеся слова о том, что да, доколе и сколько можно, пассажиры зашипели мне в спину: «Куда лезешь без очереди?»

Я остолбенел.

«Я вообще-то хочу, чтобы мы все быстрее вышли в город».

«Все стоят — и ты стой», — и народ кивками головы указал мне на мое место. В хвосте.

Нельзя бороться и желать лучшего тому, кто всегда внутренне готов к худшему. Мы толком никогда не покидали совок. И это приговор любым либеральным крыльям во власти, приговор любой оппозиции, любому, кто не готов стоять в очереди на выход с Ленинградского только потому, что дикая осоловевшая жаба хладнокровно следует странным указаниям и не умеет реагировать на изменившуюся ситуацию иначе, кроме как «плевать на вас».

Так закончились мои упражнения на турникетах. Сейчас я уже не вполне понимаю, это я прыгал через козла или козел перепрыгнул через меня, задев копытом. Но на сайте президента России слово «очередь» упомянуто 2801 раз, а «свобода» — 1794.

Кровать для Эквестрии с фиолетовыми волосами мы сделали сами. И поскольку бюст все-таки у игрушки немаленький, мы боимся, что вся эта конструкция скоро просто развалится.