Шекспир надеялся, что войдет в историю парой сонетов, а о том, что Гамлет и другие трагедии останутся в веках, не помышлял. Подумаешь, пьеса для театра... Грибоедов думал, что он гениальный дипломат, и рассчитывал войти в историю планами преобразования Закавказья.

Не всегда знаешь, как войдешь в историю. Правда ведь?

С актером Владимиром Толоконниковым, который очень талантливо сыграл Шарикова, было не так. Сразу стало ясно, что Толоконников — гений одной роли. Хотя, пишут, актер снялся в десятках других ролей в сериалах и театральных постановках. Но в основном это были повторы того, что получилось. Иногда ему буквально предлагали играть собак. Даже у его альтер-эго, собаки Карай, сыгравшей в фильме Шарика, была более звездная карьера в кино.

Успех — большая и железная ловушка. В успех попадаешь как кур в ощип.

В успехе будешь лежать как в прокрустовом ложе с отрубленными навсегда прочими возможностями. Мир не предлагает тебе свободы. Мир предлагает тебе схемы и форматы. Вписался в формат — лежи — не чирикай. Радуйся тому, что есть. Так что хорошо, что Толоконников стал гением одной роли. Зато какой.

На эту роль было, кстати, много претендентов, в том числе Николай Караченцов, между прочим, друг режиссера. Вот думаешь, ну взяли бы Караченцова — что было бы? Ну, занизили бы ему, так же как Толоконникову, линию лба — превратив в неандертальца... Потому что вся фишка, товарищи, во лбе, если кто не понял. Что-то там такое есть внутри лба, что отличает нас от других тварей. Пока не пойму что.

Ну вот, заузили бы лоб кому-то другому, что бы вышло? Сейчас кажется, взяли б другого актера — не было б фильма. Но когда все складывается удачно — то оно уже так и прет. Когда режиссер увидел на пробах никому не известного актера, соблазн снять в этой роли звезду сразу пропал: «Толоконников, обнаруженный нами в Алма-Ате, убил меня совершенно. На пробе он разыгрывал сцену с водкой: «Желаю, чтобы все!» Он так убедительно гмыкнул, хэкнул, так удивительно пропутешествовал глоток по его шее, так хищно дернулся кадык, что я утвердил его немедленно».

Но вот вопрос. О чем говорит тот факт, что премьер-министр страны выражает соболезнования актеру провинциального театра за давным-давно сыгранную им роль этой помеси скота со скотом? Пока не пойму о чем. Но хочу разобраться.

Раньше исполнителю роли Ленина по ранжиру были положены всякие знаки отличия, в том числе соболезнования от первых лиц. Теперь за сам факт исполнения роли нашего национального героя автоматом положено упоминание в речи премьера и почетное место на кладбище? Премьер не одинок. Чуть не все СМИ вышли с заголовками: «Прощай, Шариков!» Почему же Шариков стал национальным героем?

Формально в нацгерои его еще не выдвигали? Выдвинут, обязательно выдвинут. Сталина же выдвинули. Почему же сталинского отпрыска нет? Кстати, это одна из версий, которую обсуждают булгаковеды. Одним из вероятных прототипов Шарикова был Сталин. Клим Чугункин носил ту же «железную» фамилию, что и вождь.

Шариков — подлинный герой нашего времени, Шариков — советский гомункул, выращенный в советской колбе деградант, — и только Булгаков своей авторской волей в своем неправдоподобным хеппи-энде засунул его обратно в колбу, туда, туда, откуда вылез.

В действительности же никуда Полиграфыч не девался, он конечно победил и Преображенского, и Борменталя, выгнал Дарью и весь дом, вместе с домкомом, Швондера тоже пустил в расход, на Зинаиду написал донос, не осталось никого, он уселся задом на весь Калабуховский дом. А потом тем же своим нищебродским задом уселся на всю страну. Ни в какого милого Шарика он обратно не превратился.

Но после ухода исполнителя Шариков стал вдруг как-то мил и симпатичен. И лицо его почему-то вдруг стало невероятно грустным, а никаким не тупым, никаким не озлобленным. Как будто у нас на глазах он утратил омерзительную наглость Клима Чугункина и стал просто несчастным Шариком. Чары спали. Мы столько раз смотрели этот фильм. Шариков теперь нам как родной.

Вот и Шекспир (совершенно нагло и совершенно невпопад помянутый в начале) говорил: «Вельможа этот Теперь спокоен, важен, молчалив, А был болтливый плут, пока был жив». Смерть кое-что эдакое делает с людьми. Преображает. У меня есть версия, о чем говорит это латинское выражение, такое крылатое, что долетело даже до нас: «о мертвых либо хорошо — либо ничего». Думаю, что не из уважения к покойнику мы его хвалим. Раньше не уважали — а теперь что же рот свело, что ж язык к гортани прилип? А из уважения к Ней. А из магического страха. Перед Ней мы испытываем трепет, в Её присутствии стараемся не выражаться. Она облагораживает человека. Печать вечности на узком челе Полиграф Полиграфовича сделала его значительным. И трагичным.

Потому что мы, конечно, тупо связали в своей голове исполнителя и роль. И потому что в сущности жаль и актера, и даже Клима Чугункина, и уж конечно, жаль Шарика, и всех, всех нас жаль.

Потому что все мы — Шариков, чего уж... И ошейник нам все равно что портфель. Мы без ошейника никуда. Не будем аристократов из себя воображать-то. Мучаем только себя как при царском режиме. А толку нет.

Я еще водочки выпью?