Сериал «Измены», который с высоким рейтингом завершился на этой неделе на канале ТНТ, вызывал негодование еще до выхода в эфир — одним только рекламным слоганом, обещавшим «невероятную историю про женщину, изменяющую мужу с тремя любовниками».

В стоящей на страже общественной нравственности «Литературной газете» немедленно появилась колонка с зажигательным заголовком «Обучение разврату», автор которой возмутился самим намерением снимать сериал про неверность: «Измена наносит страшный удар по семье, которая, в свою очередь, является первичной ячейкой, фундаментом любого общества. Уничтожь семью — развалится государство».

«Антигосударственный» сериал, повествующий о замужней женщине, которая ищет на стороне сексуальных приключений, — событие, действительно выходящее за рамки обычного развлекательного формата. А поскольку летом на том же ТНТ вышел второй сезон другого отечественного сериала — «Сладкая жизнь» (в котором герои в основном занимаются поисками сексуального удовлетворения, причем так откровенно, что для эфира пришлось даже кое-что вырезать), то можно сказать, что

на отечественные телеэкраны неожиданно пришла, хоть и сильно запоздав, сексуальная революция.

То есть, пока секс был в зарубежных сериалах, это еще можно было не замечать. Когда на Первом канале показали «Краткий курс счастливой жизни» Валерии Гай-Германики, таких широких дискуссий, как ее же фильм про «Школу», он не вызвал, сериал просто конфузливо замолчали. И уж, конечно, мимо широкой публики прошла премьера фильма «Интимные места» Меркуловой и Чупова, в прошлом году получивших на «Кинотавре» приз за лучший дебют. Но все вместе можно уже обозначить как тенденцию:

то, о чем недавно невозможно было говорить вслух, постепенно становится темой публичного обсуждения.

Хотя у нас до сих пор и слов-то нет для того, чтобы обозначить процесс, которым занимаются между собой большинство граждан половозрелого возраста. Русский язык стыдливо умалчивает об этом, оставляя только грубые версии, тем самым придавая, в сущности, естественному занятию значение чего-то непотребного.

Можно, конечно, вспомнить, что революция 1917 года, плоды которой во всем остальном мы до сих пор вкушаем, освободила и половую сферу. Но в этой части ее достижения очень скоро были замяты, причем гораздо скорее, чем во всех прочих областях.

«В СССР секса нет» — эта фраза, выдернутая, впрочем, из контекста, знаменует начало перестройки. Прозвучала она в 1986 году во время советско-американского телемоста. И представительница Комитета советских женщин Людмила Иванова, которая ее произнесла, имела в виду, конечно, совсем другое: «Я ей и ответила: в СССР секса нет, а есть любовь…. А что, я не права? У нас же действительно слово «секс» было почти неприличным. Мы всегда занимались не сексом, а любовью». То есть

не секса в СССР не было, а слова такого. Секс-то был, а говорить о нем публично было нечем.

Забавно, впрочем, что это почти забытое ныне словосочетание «заниматься любовью» — тоже калька с английского. Русского слова так и не появилось, только эвфемизмы вроде «переспать», «перепихнуться», «трахнуться».

В книге Елены Журавлевой «Поколения русского секса», построенной на воспоминаниях советских граждан, женщина, вышедшая замуж в 1950 году, рассказывает: «Да и не принято было эту тему обсуждать, даже между мужем и женой, не говоря уже о друзьях и знакомых, слишком она была интимной». Проблем меж тем было много: «Мы же были совершенно дикие, необразованные. Я даже поцеловать мужа первой стеснялась — он же мужчина, значит, ему и флаг в руки. А про то, как мы занимались сексом…

Очень хорошо занимались за занавесочкой в 20-метровой комнате, где, кроме нас, еще свекровь и 14-летний брат мужа. Только и прислушиваешься — не проснулся ли кто?

О средствах предохранения не слышали. Я вышла замуж и сразу забеременела. Родила ребенка, а куда его девать? Стала бегать на аборты. Сначала они вообще были запрещены, делали их подпольно у бабок, знакомых врачей. Никакого обезболивания, на живую. Боль была дикая. Пройдешь через это и думаешь: «Ну его к черту, этот секс!» Сидишь на кухне и ждешь, когда муж уснет, лишь бы не приставал».

И вот прошло время, и на российском телевидении не только слово «секс» кажется приемлемым, но и фильмы снимают не про криминальные аборты, а про сексуальное удовлетворение, самовыражение, где герои обсуждают, как обрести комфорт и в этом типе коммуникаций.

Очень хороший современный писатель Борис Минаев недавно сказал мне, что главной заслугой перестройки (с его, писательской, точки зрения), стал новый словарь: на русском языке появились слова, понятия и выражения, с помощью которых стало можно говорить о политике и экономике. До 1990-х на эти темы можно было общаться, только прибегая к английскому языку.

С сексуальной сферой это еще более заметно. Теперь уже вроде разрешено вслух говорить про минет, петтинг, мастурбацию, оргазм.

Слова, заметьте, уже понятные, но все еще не русские.

Впрочем, с наличием русских слов про новые темы, попадающие в публичные сферы, всегда было непросто, еще Пушкин писал: «...но панталоны, фрак, жилет, всех этих слов по-русски нет».

Новые сериалы, в которых герои и героини «занимаются любовью», «спят» друг с другом, ходят на курсы минета и утешают себя мастурбацией, и сегодня вызывают в части общества страшное негодование. Но они появились, и это важно. Дело не в качестве — хотя они, надо отметить, делаются с азартом и чувством, — но в самом повороте к интимному миру человека, а это вещь совсем не простая и не проходная.

Русское искусство, кстати, тему сексуальности не игнорировало. Тут есть что вспомнить: от «Темных аллей» Бунина и «Лолиты» Набокова до новейших романов, например, «Каменного моста» Терехова. Но вот проникновение таких тем в массовую культуру действительно свидетельствует о масштабных переменах сознания.

Речь ведь не о том, хорошо или плохо изменять партнеру, надо ли осуждать случайные связи и прочее. Важно, что в принципе массовая культура выводит из тени те желания и страхи, которые составляют базовые основы личности, от которых зависит, счастлив ли человек, удовлетворен ли он, уверен ли.

И дело не в количестве и качестве сексуального опыта, и не в том, как часто и с кем, а в том, что именно приобретает ценность в современном социуме.

Например, тема женского оргазма сильно связана с темой семейного насилия, с тем, считают ли важным в обществе равное право женщины на удовольствие или к ней относятся как к вещи, приобретаемой в собственность. Право женщины иметь свою сексуальную жизнь вроде бы и не оспаривается в нашей культуре, однако выбирать партнера должен мужчина, что подчеркивает его ведущую роль, женщина же принимает или отвергает предложение.

Отношение к телу, к его нуждам, умение понимать их — тоже часть большой культуры социального поведения. Тут много тонких моментов, но необходимо понимать, что все связано. Та же тема семьи, как верно в свое время заметил Энгельс, тесно связана с темой собственности, и брак сегодня совсем не то, чем он был пятьдесят и сто лет назад.

Высокая ценность личности естественно приходит в противоречие с традиционной ролью женщины, которая обязана жертвовать собой и своими удовольствиями ради семьи. Жертвовать и усмирять свои желания, безусловно, все равно приходится, но вопрос в том, как именно и в каких пропорциях эти добровольные или принудительные жертвы распределены внутри семьи.

Ради чего хранить верность, как и какую — вопрос не праздный, каждое новое поколение теперь, в быстроменяющемся мире, вынуждено отвечать на него по-своему.

В любом популярном пособии по психологии вы прочтете, что «при всей интимности сексуальных проявлений любое действие влюбленных совершается под неусыпным наблюдением так называемой референтной группы, или группы социально значимых других». Да-да, представьте, в каждую постель виртуально заглядывают толпы современников и еще более многочисленные предки, чьи представления о допустимом или стыдном формируют наше поведение.

Страх, стыд, чувство вины и прочие психологические аспекты жизни человека складываются в зависимости от того, кто именно стоит среди социально значимых наблюдателей. Сериальные истории про то, как и кто устраивает свою интимную жизнь, дают возможность расширить их круг.

Плохо другое — строгие моралисты и сторонники индивидуальной свободы способны устроить по этому поводу самой жестокое сражение, поскольку и те и другие склонны не принимать мир, а сразу давать ему оценку. В то время как имеет смысл просто размышлять о важном. А секс, безусловно, очень важная тема, если мы имеем в виду мир частного человека.

Вот в государственном пространстве секса, естественно, нет.