Ирина родилась в Кандалакше Мурманской области. Как туда попали ее родители, это длинная история про ХХ век и Советский Союз. Родители матери были сосланы из Украины в Карелию, в зону Беломорканала. Там родилась ее мать. Когда началась война, семья была эвакуирована дальше на восток, в Архангельскую область.

Мама Ирины стремилась обратно, потому в институт поступила в Киеве. Но не тут-то было. Ее одноклассник забрал с собой на север. Детство Ирина провела в Архангельске, в школу пошла уже в городке-новостройке в Западной Украине, куда приехала мать после развода и где у тети с неженской профессией геолога-геодезиста была квартира.

Послушная, любознательная девочка, каких были миллионы в Советском Союзе.

Профессию учительницы выбрала себе сама в первом классе.

Очень прагматично сообразила, что учителю истории проверять тетрадок нужно меньше, чем учителю русского языка и литературы, и упорно поступала на исторический факультет, в перерывах между попытками успев поработать пионервожатой в школе.

Оказалась Ирина как-то во Львове на курсах. Замучилась, оголодала без маминой еды, так что в один прекрасный день бухнулась в обморок. Вызвали скорую помощь. Приехали два медбрата и женщина-врач. На следующий день один из «братьев» нарисовался и назначил ей свидание. Встречались. Он ее все время подкармливал. Ирина уже поступила в Киевский университет на заочное отделение. До сих пор жалеет, что не удалось на дневное. Но вышла замуж за, как тогда казалось, — «свет в окне».

Мужа направили «отрабатывать» далеко, в Ростовскую область.

В магазинах ничего не было, кроме мороженой мойвы, которой пропахло все общежитие, плохого качества хлеба и хереса.

Херес плохо раскупали, потому как дорогой, а градусов мало. Мама с неодобрением говорила — «декабристка». Все соседи из общежития ездили за продуктами то в Каменск-Шахтинский, то в Ворошиловград. Теперь, говорит Ирина, все эти географические названия мы слышим с другой коннотацией. Грустной.

Рядом жило много семей с Западной Украины. Советский Союз, он ведь как строился? Кто закончил Львовский, Ивано-Франковский мединституты — тех часто отправляли в интернатуру и отрабатывать в Россию, а кто закончил Воронежский — по распределению на Западную Украину. Потом муж работал в Казатине Винницкой области, где, кроме рельсов и железнодорожников, ничего не было.

Родился малыш, было очень трудно. Снимали жилье в доме на четверо хозяев: в их углу отопления не было, газа не было. Муж поднимал в пять утра, надо было пилить бэушные шпалы, которые им выписывали, они были пропитаны креозотом, и в полостях был лед, потом он их колол на полешки. Они дымили, воняли, но… женскую участь никто не отменял: готовить, стирать, убирать и ночами готовиться к урокам. Учительница ведь.

На работу ездила дизелем в Бердичев, иногда просыпала от усталости свою остановку, и приходилось брать такси и мчаться, чтобы успеть на первый урок.

Как-то не заладилось все: от неустроенности быта, оттого, что муж все время на работе, ночных дежурствах, оттого, что хотелось в свои 24 почувствовать молодость. Уехала к маме, вернулась в свою школу работать. И проработала там, забежим вперед, больше двадцати лет.

Муж приехал к ней. Потом пришла беда. Накануне своего шестилетия погиб первенец. Застыла в горе на годы. Но родился еще мальчик. Заставила себя жить радостями маленького человека. А вот муж так и не оправился.

Развал Союза?

Было тревожно от августовских новостей. Но все это было все равно весело, задорно, с надеждами на обновление.

И шло фоном. Ирина работала, работала, кроме ставки в школе то в училище по субботам, то ученики вечерами.

Попала по конкурсу на учебу в США. Стала писать учебники, проводить семинары для учителей. Завертелось. Еще два десятка стран сквозь конференции и встречи с коллегами. Особенно понравилась Шотландия. Неожиданно там Ирина почувствовала, что счастлива, что на что-то еще годна, кроме как быть женой.

Зиму 13–14-го не отходила от телевизора и от телефона, как вся страна. Но со многими из родни в России стало трудно говорить — прежде всего, со своим отцом. И эта боль не утихает.