Когда-то в середине 2000-х, когда Михаил Ходорковский уже не первый год сидел в тюрьме, мы с его отцом Борисом Моисеевичем вместе лечились в Китае. Понятное дело, было время для задушевных разговоров.

Однажды он произнес: «Потомок наш (так Борис Моисеевич иногда называл сына, потому что пытался скрыть пафос и слезы), потомок наш в нее, в Машку». Он хотел этим сказать, что преклоняется перед силой духа и красотой поступков своего сына и – главное – своей жены.

Перед красотой этой женщины преклоняемся мы все. Перед ее достоинством, перед ее силой воли, перед ее бесконечным терпением, лопнувшим только один раз, когда она твердо сказала судье Данилкину после оглашения второго приговора сыну: «Будьте вы прокляты!»

Марина Филипповна, видимо, прорвала какую-то внутреннюю линию обороны у людей «с той стороны». Мне тогда казалось, что помощник судьи Наташа Васильева, откровенно рассказавшая во всеуслышание о том, что не сам судья Данилкин писал приговор, просто испугалась этого материнского проклятья. Было в нем что-то яростное, ветхозаветное. Оно, конечно, было адресовано не только судье и прокурору, находившимся в зале, но и тем, кто приговор продиктовал.

Когда я узнала новость о ее смерти, первая мысль – где? Ведь если тут, дома, то какая страшная дилемма снова станет перед ее сыном. Приехать сюда и отдаться на милость выславших его или не приехать?

Но смерть наступила там, в Берлине, в клинике. Дилеммы нет. Они точно успели проститься.

С Мариной Филипповной у меня связана масса прекрасных воспоминаний. Одно из них, наиболее светлое, такое. Мы с моей мамой 26 июня 2004 года поехали в Коралово, где находится лицей «Подмосковный», там родители Ходорковского жили и работали все последние годы. Мише исполнялся 41 год, и он в первый раз справлял день рождения в тюрьме.

Мама не была знакома с Мариной Филипповной. Мы подошли к ней, я не успела маму представить, а Марина Филипповна вдруг очень сильно удивилась и воскликнула, глядя на мою маму: «Валя?!» Мама усмехнулась и ответила: «Валя – моя двоюродная сестра, мы просто с ней похожи так сильно, что человек, много лет не видевший кого-то из нас, может перепутать». Мамина двоюродная сестра Валя, Валентина Дмитриевна всю жизнь проработала на заводе «Калибр» в одном цеху с Мариной Филипповной.

Мы справляли вместе дни рождения, мои родители и Мишины родители нежно и тепло относились друг к другу, почти ровесники, с почти одинаковыми семейными историями. Моя мама умерла в ноябре 2012 года, тоже от онкологии. Марина Филипповна обнимала меня и приговаривала «деточка моя», я плакала. Ее руки были такими же, как мамины.

Марины Филипповны не стало 3 августа, в день рождения Бориса Моисеевича. Они прожили вместе 56 лет.

Я помню, как тогда же в Китае, в один из длинных вечеров, полных грустными разговорами, он сказал мне: «Я молюсь только об одном, чтобы я ушел первым». Я видела своего отца после смерти мамы, с которой он тоже прожил полвека. Представить себе, как тяжело сейчас Борису Моисеевичу, я могу. Я это видела. Самое страшное было тогда, когда папа говорил мне «я тоже умер».

Это тот самый вопрос – иметь или не иметь? Иметь такую подругу жизни, без которой дышать невозможно, без которой жизнь кончается, или не иметь, жить одному? И тогда не плакать. Но мы-то знаем ответ. Конечно, лучше иметь. Такую жену, такую маму, такую бабушку.

В этом году я тоже ездила в Коралово в день рождения Миши. Просто привыкла каждый год, 26 июня... Марины Филипповны не было, она уже была в Берлине, в клинике.

Борис Моисеевич был один, и все время приговаривал «вот Машка вернется, тогда и отметим».

У них у всех дни рождения рядом. У Марины Филипповны – 13 сентября. Ей бы исполнилось 80.

Вот в чем я была абсолютно уверена, так это в том, что она дождется Мишу из тюрьмы.

Она дождалась, потом силы кончились.