Дай бог памяти, когда в последний раз в России было раскрыто политическое убийство. Или хотя бы даже было объявлено таковым. Тем более, если речь идет об убийстве, фокусирующем внимание всего мира и ставшим уже, можно сказать, нарицательным.

В этом смысле заявление генпрокурора, что дело Анны Политковской раскрыто, само по себе событие. А заявления ее коллег и родственников, что следователи поработали отлично и сами они полностью доверяют следствию, тянут на маленькую сенсацию. Тянули бы на сенсацию. Могли бы, наверное, стать сенсацией. Если бы в финале, как в известном анекдоте и как это у нас сегодня принято, на сцену дежурно бы не вышел поручик Ржевский.

Среднее звено, скорее всего, действительно хорошо поработало. Исполнители схвачены — обезврежена, говорят, целая преступная группировка. Уже предъявлены обвинения. Всем, кому надо, кроме заказчика. Заказчик, объясняет генпрокурор Чайка, за границей. А где ему еще быть? С ликвидацией Басаева в России не осталось террористов и политических убийц. И версия прокуратуры ни на миллиметр не отходит от официальной, давно объявленной. Да и объявлять ее незачем — она всем и так известна. Примерно так же официальные лица в закипающей Ингушетии вам скажут, что взрывы, нападения и похищения организованы Западом и Америкой.

Заявления генпрокурора не оставляют сомнений: убийство Политковской будет в итоге приписано Борису Березовскому либо — для разнообразия — Леониду Невзлину.

Хорошо поработавшее среднее звено утрется вместе с коллективом «Новой газеты», а из качественно проведенного расследования выйдет пшик. Это неизбежно. Так сегодня устроена судебная система в России. На политическом уровне свою задачу она видит в демонстрации лояльности, а не в установлении истины. И тем всю свою работу превращает в театр абсурда. Указать на Невзлина или Березовского — форма присяги, и теперь уже у двух компетентных органов — Генпрокуратуры и Следственного комитета — тут соцсоревнование.

Эффект всех этих агрессивных разоблачений, разумеется, будет сокрушительным. Мировая пресса снова будет обсуждать только одно: Путин или не Путин? Или кто-то из окружения? Так уж наша сложилась жизнь. Путин мог бы изобличить убийц и записать расследование резонансного дела себе в актив. Если угодно — оправдаться. Продемонстрировать адекватность, беспристрастность и силу воли.

Но такие победы у нас сегодня не отличимы от поражений, и потому в итоге все выйдет ровно наоборот.

Что произошло с Политковской? «Она утонула». Ужасное преступление повиснет на нем тяжким грузом.

Тут ведь надо понимать, как устроено общественное сознание. Оно упрощает вещи. Не по злому умыслу, а такое у него свойство. Одно дело — напрямую участвовать, так или иначе руководить процессом. Другое — формировать кастовую систему, в которой одним можно многое, а другие вне правового поля. В которой одни играют на фондовом рынке и спорят из-за активов, а портреты других развешаны в ведомственных тирах и в интернете. Система, в которой безнаказанность и анонимный политтеррор в порядке вещей.

«Берегитесь, теперь за вашу жизнь никто не даст ломаного гроша», — говорил Ришелье в романе Дюма. Это была, как известно, не угроза, а предостережение. Помнится, Политковскую вроде бы отравили, когда она летела в Беслан. Кто-нибудь разбирался с этим? И вот теперь на Западе побеждает мнение, что режим Путина склонен к физической ликвидации неугодных. Причем в равной степени побеждает в умах газетных аналитиков и каких-нибудь рядовых подростков, которые, спроси их, не вспомнили бы имени Путина. Между ответственностью политической и практической все они не увидят разницы.

Запад теперь твердо знает про две фамилии и два дела — Литвиненко и Политковской. В первом, не желая идти навстречу, Москва уже спровоцировала реальный кризис. Второе разворачивается пока в более мирной форме, а в будущем угрожает таким же кризисом. Хотя кризис тут не то слово. Сегодня образ России и торжествующих здесь порядков вполне сложились.

Теперь лояльная Путину юридическая система формирует ему репутацию на перспективу.