Десять лет назад российские компании продавались за копейки, однако их акции были не нужны людям, которые спешно избавлялись от ваучеров. Сегодня они стоят миллиарды, и за акциями компаний путинской волны приватизации выстраиваются очереди. Во всяком случае, спрос что на «Роснефть», что на Сбербанк превышает все прогнозы.
В среду, то есть уже сегодня, наблюдательный совет Сбербанка примет решение о цене акций дополнительной эмиссии. Впрочем, уже понятно, что это размещение будет успешным в том смысле, что его организаторы достигнут своих целей: Сбербанк выручит более 200 млрд рублей, продав свои акции с минимальным дисконтом. Не исключено, что размещение Сбербанка принесет даже большую выручку, чем «народное IPO» «Роснефти» стоимостью в $10 млрд.

Это в разы больше приватизационных рекордов эпохи Ельцина, причем сейчас — в отличие от 90-х — продаются не компании целиком, не контрольные и даже не блокирующие пакеты. Вряд ли дело в том, что тогда, после реформ 90-х, в России не было денег, а сейчас, когда цена барреля под $60, их море. Деньги у российских резидентов были и 10–15 лет назад, иначе как бы тогда из России утекало по несколько десятков миллиардов долларов ежегодно.

Причина, на мой взгляд, в том, что к концу второго срока Владимира Путина сложилась новая модель российской приватизации.

При его предшественнике целью приватизации — как ее, во всяком случае, подавала пропаганда — было создание класса собственников в кратчайшие сроки. Соответственно, строилась и модель: на продажу выставлялись контрольные пакеты предприятий, причем по крайне привлекательным, если не сказать демпинговым, ценам.

При Путине распродажа государственного имущества идет по совсем другим принципам. Прежде всего, отличаются цели, которые ныне бесконечно далеки от наивного идеализма 90-х. Сейчас компании, или, если угодно, управляющие ими группы чиновников, привлекают средства на собственное развитие. Привлекают очень бережно, не давая инвесторам ни скидок к рыночной цене, ни возможности собрать сколь-либо значимый даже миноритарный пакет.

Тем не менее инвесторы покупают эти акции, и гораздо более охотно, чем во времена Бориса Ельцина. Причем тогда практически в каждую из акций, выставленных на приватизационные аукционы, был «зашит» огромный потенциал роста, сейчас же при продаже госкомпании оцениваются по верхнему пределу рыночной цены. Объяснение этого экономического парадокса должно иметь более или менее рациональную природу, на мой взгляд, она состоит в следующем. С одной стороны, корпоративное законодательство в 90-е было, прямо скажем, далеко от совершенства. По большому счету, для того чтобы акция превратилась из простой бумажки с сомнительной ценностью в долевую ценную бумагу, дающую право на некую собственность, акционеру приходилось прикладывать серьезные усилия, нередко привлекая административный ресурс. Отсюда и ограниченный спрос при даже весьма серьезном дисконте. Сейчас законы, возможно, и не идеальны, но права миноритарных акционеров хоть как-то защищены. Это позволяет государству продавать акции по рыночной цене, но не вполне объясняет столь высокий спрос на них.

Причина популярности таких акций у покупателей, на мой взгляд, состоит в том, что инвесторы — сознательно или неосознанно — вкладывают деньги не столько в компании, сколько в те группы, которые стоят за ними, справедливо полагая, что к таким акциям прилагается административный ресурс той или иной властной группировки.

Грубо говоря, покупая акции «Роснефти», вы вкладываете деньги в Игоря Сечина. В буквальном смысле в Сечина. Ведь рост акций такой госкомпании возможен, главным образом, благодаря победам стоящей за ней административной группировки. Так ведь, собственно, и было с «Роснефтью»: стоимость ее акций колебалась вокруг цены размещения до тех пор, пока рынок не уверовал в то, что группе Сечина удалось добиться для «Роснефти» останков ЮКОСа, после чего она сразу выросла на 15%.

Очевидный успех размещения Сбербанка говорит о том, что как простым гражданам, так и профессиональным инвесторам понравилась игра в «кремлевскую рулетку». Они с удовольствием покупают акции госбанка по верхней границе цены, уповая на то, что прилагающийся к ним административный ресурс поможет этим бумагам расти и дальше. Конечно, ресурс госбанка вряд ли даже сопоставим с условно «сечинским». Однако и конкурировать Сбербанку приходится не с ним или, например, с «Газпромом», представленным другой группой интересов, а, главным образом, со сравнительно небольшими частными банками. А что они могут противопоставить возможностям главы ЦБ Сергея Игнатьева и министра финансов Алексея Кудрина?