Польша в последнее время оказалась не в фокусе нашего внимания. Даже самые яркие события в этой стране оставляют нас равнодушными, а респектабельные газеты называют Льва Рывина Лью Ривиным и Адама Михника Адамом Мишником. Кажется, живой интерес остается только у либеральных экономистов да немногих славистов, обучавшихся польскому языку в его послевоенном виде по знаменитому учебнику Василевской и Каролака. Полный разрыв историко-культурных связей… А зря.

Опыт польских реформ позволяет назвать эту страну полигоном рыночных преобразований в странах Центральной и Восточной Европы. И главные свои уроки Польша неизменно преподает именно России.

Недавно Егор Гайдар обратил внимание на то, что российские политические и экономические циклы отстают от польских на два года. В том смысле, например, что реформы в Польше стартовали ровно (!) за два года до начала преобразований в России. А затем два братских славянских народа переболели одними и теми же болезнями: с разной степенью увлеченности вели переговоры с МВФ, реализовывали программы финансовой стабилизации, переживали психологическую трансформационную ломку, живо описанную в «Белом» великого Кшиштофа Кесьлевского. И в той и в другой стране имена реформаторов стали нарицательными — Лешек Бальцерович сыграл роль объединенного в одном лице Чубайса и Гайдара. И здесь, и там на смену правым приходили левые.

Теперь вот, именно в майские праздники, на фоне падения популярности левых сил в Польше сформировано правительство Марека Белки, который имеет славу если не либерала, то весьма рационального экономиста с мировым именем и американским образованием и с которым связываются надежды на победу праволиберальных идей.

Значит, через два года с нами произойдет то же самое?

Дьявол, как известно, кроется в деталях. А детали начинаются еще с конца 80-х. Цены в Польше были либерализованы еще при коммунистах — в 1988 году. В стране была оформленная контр-элита, готовая брать власть, — «Солидарность». Заработавший спустя несколько лет вполне европеизированный маятник «левое — правое правительство» оказался несколько более цивилизованной формой смены политических предпочтений, нежели наши лоббистские битвы, стрельбы по Белому дому и дефолт. Приватизация в Польше сразу шла по принципу продаж за деньги — мы себе такого в принципе позволить не могли, потому что в России не было ни денег, ни инвесторов, ни цены предприятий. Лешек Бальцерович хотя и имеет славу отца-основателя реформ, что не прибавляет популярности, но при этом уже который год возглавляет Национальный банк — попробовали бы у нас назначить на должность председателя ЦБ Гайдара или Чубайса, какой бы вой поднялся!

Наконец, у поляков есть очень нерусский феномен — ответственные левые экономисты, например Гжегож Колодко, дважды вице-премьер и министр финансов, который еще в середине 90-х оспаривал у Бальцеровича лавры автора польского чуда. (Замечу в скобках, что этот человек имеет фантастическую способность меняться даже внешне сообразно обстоятельствам: в 1996 году мне довелось видеть в Варшаве величественного, вальяжного и номенклатурного вице-премьера, при этом замордованного работой. Спустя несколько лет, когда уже в Москве я брал у него интервью, Колодко невозможно было узнать: это был типичный представитель вестернизированной экономической профессуры, бойко перескакивавший с польского на русский, а потом сразу на английский.)

И совсем уже, наконец, поляки теперь в Европе! Как раз спустя десятилетие с того момента, когда на экраны вышел тот самый кинофильм «Белый», где один из героев, указывая на неоновую рекламу над парикмахерской, констатировал: «Мы ведь теперь в Европе».

Польша — это не живой прогноз развития событий России. Уроки польского гораздо более тонкие, они указывают на относительность любого успеха, на то, что даже свершившееся экономическое чудо может потерять лоск, если всерьез не заниматься экономической политикой и экспериментировать с левыми правительствами.

Присоединение к Европейскому союзу, при всей колоссальной исторической, психологической, социальной значимости этого события, несет не только позитивный заряд. Вышеупомянутый Адам Михник, главный редактор «Газеты Выборча» (кстати, демонстрирующей еще одно принципиальное отличие от российской ситуации: серьезная либеральная газета у нас никогда не стала бы тиражной, коммерчески окупаемой и с акциями, котируемыми на мировых рынках), выступил 30 апреля в «Геральд Трибьюн» со статьей, описывающей политическое значение присоединения Польши к ЕС: «Конец одной эпохи всегда означает начало другой. И мы встаем перед лицом новых вызовов и новых вопросов, на которые не знаем ответа: не только какое правительство будет у Польши, но какой будет Польша и в какой Европе».

~Пока же Польша одновременно со вступлением в ЕС получила правительство Марека Белки, иракского консультанта, экс-советника Александра Квасьневского по экономике и экс-министра финансов. Он получил в наследство старые проблемы безработицы и вялого роста и новые проблемы, связанные с присоединением к Европе и повышением НДС. В первые майские дни в Польше начался рост цен на топливо, строительные материалы, детскую одежду, лекарства, некоторые услуги, в перспективе, возможно, и на хлеб. Внутри правительства достигнуты как минимум компромиссы по персоналиям, которые дались не слишком легко. Во всяком случае ключевые игроки сохранили позиции. Ежи Хауснер, который еще в прошлом кабинете начал реализовывать стабилизационный план имени себя, остался вице-премьером по экономике с несколько скорректированными полномочиями, министром иностранных дел остался Влодзимеж Чимошевич.

На экспериментальном полигоне реформ начинается крайне важный этап. На месте наших экономистов-практиков я бы занялся межстрановым бенчмаркингом — внимательно последил бы за опытом польских коллег, пытающихся выбраться из ловушки низкого роста, который последовал за бурным рывком экономики в середине — второй половине 90-х. Возможно, к этому опыту придется обратиться уже через несколько лет. Или, согласно теории Гайдара, через два года.