На сайте используются cookies. Продолжая использовать сайт, вы принимаете условия
Ok
Подписывайтесь на RusTopNews.Online в MAX Все ключевые события — в нашем канале. Подписывайтесь!
Все новости
Новые материалы +

«Люди получают Нобелевские премии, а мы только разрабатываем стратегию»

Замминистра образования и науки рассказала, как санкции сказались на международном научном сотрудничестве

Об интернациональных научных проектах, участии России в них и влиянии санкций на сотрудничество ученых разных стран «Газете.Ru» рассказала заместитель министра образования и науки Людмила Огородова.

— Недавно Европейский центр ядерных исследований (CERN), где, в частности, находится Большой адронный коллайдер, отпраздновал свое 50-летие. Россия ведь не так давно подавала заявку на то, чтобы стать ассоциированным членом этой организации, что было одобрено CERN. Какова же судьба этой заявки?

— Проект соглашения был разработан в 2013 году. Но, поскольку некоторые положения этого документа противоречат законодательству Российской Федерации, в настоящее время идет согласование между различными ведомствами. Но в целом соглашение уже запущено для ратификации.

— Когда мы с вами общались в марте, то среди прочего затронули вопрос развития астрономии в Российской Федерации, и в частности вступления России в Европейскую южную обсерваторию.

— Это другая тема и другая область науки. В ответ на протокол совещания, в котором мы, опираясь на программу РАН о развитии астрономии, поручили создать рабочую группу по выработке приоритетов развития астрономии в России и их согласованию с другими российскими научными организациями, астрономы нам доложили, что в такие короткие сроки, в течение двух месяцев, они не могут этого сделать. Они заявили, что им потребуется год и нужны денежные средства, чтобы разработать приоритеты.

Однако мне совершенно неясно, как они все это время работают в отсутствие приоритетов.

Кроме того, рабочая группа доложила, что, поскольку нет стратегии, они не могут синхронизировать участие России в зарубежных проектах. А это ведь самое главное: мы бы хотели, чтобы и наши центры стали периферической частью международных исследований. У нас еще с советского времени идут стройки астрономических объектов в Узбекистане и в Таджикистане, и теперь совсем непонятно, что с ними делать. Мы, кстати, этот вопрос обсуждали даже на Совете по науке. Руководителя совета Алексея Ремовича Хохлова мы поставили в известность, что в России сложилась такая ситуация и что мы ждем приоритетов развития астрономической науки.

Получается так: в то время как люди получают Нобелевские премии за астрономию, мы только разрабатываем стратегию.

— А вот конкретно сейчас астрономическое сообщество занимается тем, чтобы составлять эту программу? Перед ним стоит такая задача?

— Рабочая группа для разработки приоритетов у них создана.

— Это та самая, которая была создана еще на совещании в марте?

— Да, рабочая группа доложила о невозможности создания такого документа за два месяца, надеюсь, что они планируют выполнить протокольное решение Минобрнауки. Мы обратились за помощью в Совет по науке при министерстве. На заседании совета в протоколе зафиксировали, что документ астрономами не представлен. На мой взгляд, в этом случае, когда дело касается фундаментальной науки, Совет по науке должен понимать ситуацию и контролировать ее.

Сейчас нет задачи вступить в какой-либо международный проект, а есть задача понять, зачем нам это нужно, какие у нас будут результаты, кто и что конкретно будет делать.

Вот, например, ситуация с международными научными мегапроектами в другой области науки — в физике высоких энергий, — в которых участвует Россия, совсем иная. Таблица недавнего отчета по ним содержит исчерпывающий объем сведений: в каких зарубежных центрах мы работаем, каков объем финансового участия России, какие рабочие места созданы для разработки оборудования в России по этим комплексам, где и в каком проекте сколько ученых из России участвует в научных исследованиях на этом оборудовании, какие объемы академических обменов и подготовки молодежи. А также сколько коллективов работает в ЦЕРНе, сколько в ДЕЗИ, сколько в КЕК в Японии, сколько в Гран-Сассо в Италии — все предельно конкретно. Конечно, мы всё мониторим и контролируем, потому что для нас важно эффективное использование бюджетных средств. Есть еще Европейский рентгеновский лазер на свободных электронах — мы являемся участниками этого проекта.

— Там у России вообще доля больше 25%.

— Совершенно верно. Это самая наша большая доля на сегодняшний день. И вот здесь уже фактически выплаченные деньги. Получается в целом за несколько лет около 10 миллиардов рублей. Дальше FAIR — исследование антипротонов и ионов, европейский проект.

Здесь тоже наше участие довольно большое, и выплаты начались уже с 2010 года. Мы тоже члены этого крупного проекта.

Мы заключили договор с Курчатовским центром, который является координирующей площадкой для участия российских организаций. Или международный проект по созданию термоядерного реактора — ИТЭР. Россия в нем — принципиальный участник, потому что без нашего оборудования этот проект невозможно было бы создать. Наша доля составляет около 10%, и мы начали ее вносить с 2009 года. Членство нам обходится от 1 до 2,5–3 миллиардов рублей в каждом из этих проектов. Поэтому нельзя, как просят астрономы, внести взнос России в Южную астрономическую обсерваторию, не обсуждая с учеными наши задачи, приоритеты, без понимания, как можно обернуть этот взнос в интересах России, — то есть прежде чем достигнем общего видения научного сообщества по этим вопросам.

— А не сказалась ли современная политическая обстановка на международном сотрудничестве в сфере науки?

— Санкции ввели только США, ограничив академический обмен. Дело в том, что сотрудничество в научных мегапроектах подразумевает такой обмен. На этот процесс Минобрнауки выделяет в год около 280 миллионов рублей. Мы стараемся, чтобы молодежь ездила в зарубежные центры.

Вообще складывается очень интересная картина. Вот я, например, была в Балтийском федеральном университете (БФУ) имени Канта. Университет реализовал по постановлению правительства 218 опытных производств (если не ошибаюсь, синхротрона), с этой площадки во время моего визита мы провели телеконференцию с ESRF — Европейским центром синхротронного излучения в Гренобле. Там работает наш соотечественник, профессор Анатолий Снегирев, который сегодня является участником «программы мегагрантов» с БФУ. Таким образом, молодые сотрудники двух научных центров провели семинар. Проект получил развитие: сегодня БФУ создает технологии производства бериллиевых линз для таких мегацентров. Так что молодежь довольно быстро развивает сотрудничество, реализуя конкурентное преимущество России.

И если по созданию ускорителей наши преимущества давно известны, то производство бериллиевых линз — это пример современных достижений отечественной науки, Россия создает второе в мире производство, и делает это наша молодежь.

По-моему, эффективность госвложений налицо: за пять лет два опытных производства в интересах научных мегапроектов.

В сентябре, во время очередного посещения БФУ, я увидела завершение строительных работ в новом корпусе БФУ — научно-технологическом комплексе, где уже расположился инжиниринговый центр. И они туда как раз и опытное производство занесли, и с синхротроном там работают, здесь же будет и центр роботизации. Губернатор предоставил университету территорию и старое здание фабрики, на базе которой проведена реконструкция и создан научно-технологический центр. Вокруг этого центра также планируется создать бизнес-инкубатор. Вот так развивается инфраструктура, которая, собственно, и является стимулом для развития науки и технологии и вообще способствует процессу закрепления молодых выпускников БФУ в регионах и привлекает других.

— Это на окраине Калининграда?

— Нет, это близко к центру. Внутри все уже готово, все технические условия есть, все красиво. Но мне также кажется очень важным отметить, что Россия приглашает международных участников в проекты megascience.

— Напомните…

— У нас вообще шесть российских проектов в области физики высоких материй. Но, конечно, наиболее успешными сегодня являются «Пик», который запускается в Гатчине, и «Ника», которая строится в Дубне.

«Пик» подписал соглашение о получении оборудования из немецкой Ассоциации имени Гельмгольца в размере 1,2 миллиарда рублей. Это первый взнос, который состоялся, подтвердив международный статус научного мегапроекта.

А что касается Дубны, то там крупный консорциум: несколько десятков международных организаций из 24 стран, включая Германию.

Присоединение к таким крупным проектам, которые реализуются в России, мне кажется, является свидетельством того, что мы не утеряли позиций конкурентоспособности. Мы интересны с точки зрения инженерных и инвестиционных проектов и создаем задел на преимущество России с точки зрения науки.

Новости и материалы
Украинские СМИ сообщили о взрывах в Днепропетровске
При атаке БПЛА в Саратове поврежден жилой дом
Резервная линия питания ЗАЭС повреждена на подконтрольной Украине территории
Названы продукты, провоцирующие ожирение печени
Двое рабочих находятся в реанимации после ЧП на железной дороге в Амурской области
Вильфанд рассказал, какой процент территории России покрыт снегом
Полиция проверяет дом главы минздрава США
Названы топ-локации в России для инвестиций в недвижимость
В Амурской области поезд сошел с рельс
Узбекистан выразил протест Украине из-за рабства 13 граждан
Неизвестный обстрелял офис телеканала в Калифорнии
Трамп рассказал о новом ударе по судну наркоторговцев
Стало известно, как РФ ответит на возможную агрессию Запада против Калининграда
Россиян предупредили об опасности популярных схем «гарантированного заработка» от блогеров
Российские туристы не пострадали из-за пожара в турецком Белеке
Трамп допустил приостановку работы правительства США
ФАС проверит новые правила возврата товаров на Ozon
В аэропорту Ульяновска ввели ограничения
Все новости