Российско-грузинская война сыграла ту же роль, которую когда-то должна была сыграть первая чеченская кампания, – функцию маленькой победоносной войны, поднимающей дух народа и рейтинги власти. Функцию политической виагры. Тогда не сработало. Два года назад получилось.

До сих пор массовое сознание, во-первых, поддерживает тогдашние действия российской власти и, во-вторых, совершенно мифологическим образом оценивает причины войны. Вот, например, последнее исследование Левада-центра: 33% полагают, что грузинское руководство втянуло Россию в войну, чтобы обеспечить себе политические дивиденды на Западе; 23% уверены, что причина конфликта – стремление США усилить свои позиции на Кавказе, 16% считают, что грузинское руководство вело дискриминационную политику по отношению к осетинскому и абхазскому населению. То есть суммарно 56% заняты поисками внешнего врага и находят его на Западе, точнее в Соединенных Штатах.

Рационально объяснить такую позицию значительной части россиян невозможно. Но ratio замолкает, когда говорит emotio.

Отечественной пропагандистской машине еще в августе 2008 года удалось создать чрезвычайно устойчивый внешнеполитический миф о злокозненности Грузии и Запада. Патриотическому подъему способствовал и «успех» русского оружия.

Скорее всего, это было главным, потому что трудно себе представить, чтобы русская кавказофобия распространялась на грузин, но по каким-то причинам вдруг перестала распространяться на осетин и абхазов.

Это была личная война Дмитрия Медведева, которая сломала ему мирную либеральную повестку дня и превратила в весьма воинственного президента. Чего, возможно, он и сам не желал, но зато получил благодаря войне рост личного рейтинга. К мирной повестке Медведев смог вернуться только год спустя, когда заговорил о модернизации, но война так и осталась важной составляющей его имиджа.

Хотя тот же самый рейтинг, как только начался экономический кризис, пошел вниз. Форс-мажорные обстоятельства понижают показатели руководства страны. Есть версия, что пожаров это тоже касается. По мнению главы фонда «Общественное мнение» (ФОМ) Александра Ослона, настроение гражданам испортила жара. Опрос ФОМ 31 июля – 1 августа показал, что по сравнению с январем 2010 года рейтинг доверия к Дмитрию Медведеву снизился с 62% до 52%, но еще 25 июля этот параметр был равен 57%. Схожая история с рейтингом доверия Владимира Путина: в январе он составлял 69%, сейчас 61%, при этом к середине июля, когда жара стала доканывать россиян, рейтинг составлял 63%.

С этими цифрами, конечно же, надо обращаться максимально осторожно. Рано говорить о тренде: в первом квартале 2009 года, например, у Медведева был рейтинг 53%, у Путина рейтинг проваливался до 61% почему-то в начале июня. Но факт остается фактом: нынешние показатели далеки от своих пиковых значений.

Медовый месяц с властью, растянувшийся на годы, уже давно прошел, и супруги – власть и народ – живут в относительном мире и согласии скорее по привычке.

Известны же все эти народные мудрости, способствующие длительному совместному проживанию: «От добра добра не ищут», «Хоть плохонький, да свой», «Зато баба всегда под боком». Так и с руководством страны…

Если война с грузинами, продолжающаяся в гордых сердцах россиян, счастливых своей «победой», поднимала рейтинги, то война с пожарами, несмотря на то что руководители научились появляться на публике в нужное время в нужном месте, будучи едва ли не опаленными отблесками костров, работает в качестве политический антивиагры. В войне с огнем трудно поражения выдавать за победы. Жар грузинской войны федеральные телеканалы не транслировали прямо на телезрителей, а огнедышащий чад пожаров на себе ощущает каждый. Правительство, напоминая, что оно не виновато в плохой погоде, тем не менее бдительности не теряет, в отличие от московского мэра Юрия Лужкова, и остается со своим народом в борьбе со стихией. В том числе работает на контрасте: теми руководителями, которые пренебрегли своими обязанностями и отправились в отпуск подальше от катастрофы, в Кремле и Белом доме остались крайне недовольны.

Впрочем, раздражение властью едва ли будет иметь для нее какие-либо последствия. Давно замечено, что в массовом сознании даже резкое обострение проблем не связывается напрямую с верховными вождями: уж очень они высоко сидят.

Эта социальная шизофрения, кстати, проявляется и в отношении все той же грузинской войны. Вот простой пример, отражающий сложное социальное явление. С 2009 по 2010 год уменьшилось число респондентов, которые считают, что Абхазия и Южная Осетия должны войти в состав России (с 35% до 30%) и увеличилось число тех, кто уверен: эти государства должны быть независимыми (с 40% до 46%). То есть медленно, но приходит понимание того, что проблемы двух непризнанных стран – это, скорее, головная боль для России. Вряд ли средний россиянин знаком в нюансах с тем кошмаром, который творится с восстановлением инфраструктуры Южной Осетии, однако, зная масштабы отечественного воровства и коррупции, подозревает недоброе.

В этом проявилась традиционная раздвоенность дорогих россиян: понимая, что дело нечисто, они все равно ищут врагов и гордятся несуществующими победами.

Главное трагическое последствие войны для русских мозгов состоит в том, что россияне убеждены: два года назад «мы победили». Хоть георгиевскую ленточку вешай.

И мало кому приходит в голову, что, как пел Борис Гребенщиков, мы опять «воевали сами с собой», наевшись патриотической виагры.