Ну нет у нас лужайки перед Белым домом! Сама наша история давит на нас, и атмосфера душит. Как ни копируй американские послания, обращения, свободолюбивые манеры, все автомат Калашникова получается, сиречь талантливый кинофильм «Сибирский цирюльник». В инаугурационном воздухе-2004 было разлито предчувствие появления Н. С. Михалкова на коне и в узорчатых шальварах. Кони появились. Шли не в ногу, как Первая конная Буденного в клеветническом описании Бабеля. И спичрайтеры у нас тоже не те — где «ось зла» Дэвида Фрама? Где «справедливый курс», вписанный неизвестным речеписцем в инаугурационную речь Гарри Трумэна? Где «правительство не решает проблем, оно их финансирует» Рональда Рейгана? Где, наконец, «мы встали на этот путь и с него не свернем» великого Александра Бовина? Все тот же экономический рост, та же всенародная поддержка, территориальная, дай ей бог здоровья, целостность…

Четыре года назад обращение к нации нового президента было куда как веселее. Начиная от вызывающей не очень приятные аллюзии «одной родины, одного народа, одного общего будущего» (кто-то из спичрайтеров тогда перегрелся или читал популярную брошюру о немецкой политической риторике) и заканчивая приведением положительных исторических примеров в лице единственного президента СССР и первого российского главы государства.

Но и тогда и теперь в обращениях превалировала тема единства нации и власти. (В нынешней речи — в духе «народ и партия едины»: мол, одной партии без народа не добиться успеха.)

В 2000-м Владимир Путин планировал «собрать граждан вокруг ясных целей и задач», в 2004-м констатировал «полное понимание приоритетов развития».

При первом вступлении в должность президент призывал не становиться «Иванами, не помнящими родства», часто упоминал Ельцина Бориса Николаевича и снисходительно, с пониманием упоминал «крайности нашей демократической молодости». В ходе второй инаугурации о периоде 1990-х доброго слова не было сказано — все успехи связываются с первой четырехлеткой, как если бы история началась в 2000 году.

«Беречь достигнутое, хранить и развивать демократию» — это 7 мая четыре года назад. Спустя четырехлетие у нас уже зарегистрирована «открытая страна», появилась «база поддержки» реформ и наливается соком «зрелое гражданское общество». «Мы сами», «собственный опыт» — акцентированно произносится в речи, как будто кто-то оспаривает право российского народа на собственные, не спровоцированные кредитами МВФ и займами ВБ трудолюбие и лень, солдатскую смекалку и идиотизм сельской жизни, вызывающую изысканность дворянских гнезд и убожество жизни на дне, коммунизм и либерализм.

Кстати, последние понятия, не будучи названными, были упомянуты в важном контексте, раскрывающем причины, по которым в стране был всего лишь один реальный кандидат в президенты: в России обнаружилось «единство нации». Причем в результате преодоления «идеологического противостояния».

То есть, читай, нет с нами больше ни коммунистов (хотя и появился Зюганов на премьере «Кремлевского цирюльника» в сером костюме вместо черного или синего), ни либералов. Ни эллина, ни иудея — все стали братьями в «позитиве четырех лет».

Потому, в отличие от речи-2000, не были упомянуты те, кто проголосовал за других кандидатов. Тогда было сказано, что «мы» с ними «должны быть вместе». Цель достигнута, и упоминания они не заслужили. Как не заслужили произнесения существительное «демократия» и прилагательное «демократический». Такое понятие было в словаре инаугуранта-2000.

~ В отличие от 2000 года, Путин не выступал в тот же день второй раз уже перед элитой политического класса. Сейчас в этом нет нужды, доказывать ничего никому не нужно. Четыре года назад говорилось о том, что предлагаемые реформы «приняты обществом». Но, несмотря на эту констатацию, в ходе первого срока они не были реализованы. Это время ушло на «понимание приоритетов».

Возможно, поэтому в нынешней инаугурационной речи ни разу не упомянуто слова «реформа» — уволено как дискредитирующее власть.

«Превратить накопленный нами потенциал в новую энергию развития» — хороший слоган. Проблема в том, что потенциал реформ был накоплен не в первую четырехлетку, которую питали одновременно массовые надежды и массовая усталость, а гораздо раньше. Так что вслед за Джорджем Бушем-младшим, чью инаугурационную речь называли самой сильной со времен Джона Кеннеди, Путин мог бы сказать: «Я поставлю ценности нашей истории на службу нашему времени». С оговоркой, которую никогда не сделает нынешний президент: «Нашей постсоветской истории».